Волк и ручей
Зуко посвящается.
В тени старого дуба, удобно пристроившись под его вывернутыми корнями, дремал живой комок, слегка посапывая и время от времени отгоняя насекомых большими ушами. Его шерсть была красно-рыжей, словно огненный агат, в котором навсегда застыла осень. На груди, кончике хвоста и вокруг левого глаза проступали белые пятна, точно от молока.
Его разбудило полуденное солнце, лучи которого, искусно проскользнув между листьев, солнечными зайчиками спрыгнули на землю. Один из них забрался прямо на веко волчонка, залив его сон красным светом, а другой уселся на носу, отчего щенку стало тепло и щекотно. Волчонок лениво открыл глаза, зевнул и, встав на лапы, побрёл к близлежащему ручью, задорно виляя пушистым хвостом.
Из воды на него глядел тот самый щенок, которого он впервые увидел в маминых глазах, только этот был пушистее и крупнее. Волчонок лизнул воду – изображение расплылось в кольцах, и снова стало гладким. Он протянул лапу навстречу новому другу и рыкнул в знак приветствия. Играть со своим отражением было невероятно увлекательно. Это помогало хоть на время забыть об одиночестве.
* * *
Первые недели своей жизни красно-рыжий волчонок провёл вместе со своей стаей, обжившей кратер небольшого, давно потухшего вулкана. Он помнил тепло маминого тела, за которым он прятался от промозглого ветра, и вкус её животворного молока, которым он не успевал насытиться из-за сестры, всегда его толкавшей. Возможно, поэтому он рос слабым и беспомощным. Когда остальные щенки уже открыли глаза, он продолжал оставаться слепым. Играя с сестрой, он только и мог, что валяться на спине и наугад размахивать лапами, жалостливо пища, а та кусала его, порою до алых капель на меху. Ей хотелось грызть всё подряд, она чувствовала свою безнаказанность и слабо контролировала свои инстинкты. Но потом приходила мама и ласково вылизывала своего неуклюжего сына.
Ему не посчастливилось родиться в семье вожака. Отец волчонка как никто другой придерживался законов дикой жизни. Его семья должна была состоять лишь из сильных волков, достойных его самого – стая не простит, если вожак проявит слабость и оставит в живых никчемного щенка. И потому его сын был обречён.
В тот злополучный день с самого утра деревья стонали под ударами взбесившегося ветра, их верхушки отчаянно лопотали едва проклюнувшимися листьями. Стихия разбушевалась не на шутку: на открытых участках кружились пыльные вихри, поднимая над землёй прошлогоднюю листву и мелкие ветки, холод забирался под шёрстку, заставляя маленькое тельце трястись мелкой дрожью, где-то совсем рядом воздушный поток, путаясь в расщелинах древних скал, вынуждал их тоненько, но жутко завывать. От этого скулящего звука, издаваемого мёртвым камнем, почему-то тревожно щемило сердце. Внезапно всё прекратилось. Замолкли лес и скалы, поднятая вверх ветром взвесь пыли и мусора опала с тихим шуршанием, воздух стал неподвижным и острым на вкус, запахло кислым и ещё – страшным. Волчонок едва приподнял голову, вслушиваясь в удивительную, давящую тишину, как небо разорвалось с оглушительным грохотом и, сопровождаемое яркими вспышками, рухнуло на землю. Малыш испуганно уткнулся в мамин живот и тут же отпрянул: страшным пахло от неё.
Мягко подцепив сына за загривок, волчица, дрожа, вступила в центр круга, образованного самцами. Вожак коротко рыкнул на неё и подошёл ближе. Послушно склонив голову, она опустила волчонка и сделала шаг назад. Холодные капли больно били по худенькому тельцу и, стекая вниз, хлюпали по мгновенно образовавшейся под ним луже. Щенок осторожно пошевелил ушами, ловя шёпот дождя, вздрогнул от очередного раската в небе и сел, устремив мордочку вверх, навстречу льющемуся на него потоку. Он не понимал, что происходит, ничего не видел, но кожей чувствовал волны ярости, затопившие его маленький мир. Находясь во власти странного и какого-то безысходного страха, нависшего над ним огромной когтистой лапой, он тихо и протяжно заплакал. Вожак посмотрел на сына, окинул тяжёлым взглядом стаю, зашелся в громком рыке и бросился на волчонка. В то же мгновение он был сбит и повален вцепившейся ему в глотку волчицей.
Воспользовавшись всеобщим замешательством, мать схватила щенка и помчалась в лес. Обернувшись на бегу, она увидела, что стая молнией неслась за ней. Сильные ноги разъярённых волков едва касались земли, а тела упруго растягивались и сжимались в длинных прыжках. Самка бросилась вперёд, она неслась между деревьев, словно кролик резко отскакивая то влево, то вправо, постоянно меняя направление, но неизменно следуя прочь от этого страшного места и лавины безжалостных хищников за спиной. Быстрее, ещё быстрее, еще… Если бы только малыш был полегче! Зубы предательски разжимались, а ноги скользили по мокрой земле. Вот она – прямая, можно попытаться оторваться от преследователей. Волчица рванулась что было сил, движимая одной только безумной мыслью – спасти, во что бы то ни стало спасти сына. Она выскочила на берег бурлящей горной реки и приготовилась к прыжку. В этот момент чья-то тяжёлая лапа пригвоздила её хвост к земле. Стая окружила её, рыча и скалясь…
С противоположного берега донёсся звонкий удар металла о дерево, раздался хруст и послышалась человеческая речь. Волки бросились врассыпную. Мать подобрала оцепеневшего от страха щенка и скрылась в кустах. Человек. И не один. Перекрикиваются о чём-то. Она закрыла глаза. Где люди, там и собаки… и ружья… там и смерть.
Шаги отдалялись – она слышала. Волки тоже. Куда бежать? Малыш шевельнулся и тявкнул. Борясь с природным страхом, самка поднялась и пошла к реке. Люди – это вероятная гибель, а стая – это гибель наверняка. Она вздрогнула, обернулась, навострила уши и шагнула в воду. Ноги обдало холодом, течение сильно потянуло в сторону: поток был невероятно быстрым. Словно безумная, волчица, упорно сопротивляясь природе, мелкими шагами шла на запах человека. Вдруг, когда вода уже доходила до грудины, она перестала чувствовать дно, однако выброшенный в кровь адреналин не позволил ей испугаться. Энергично перебирая лапами, она преодолела глубину, но коварное течение относило её всё дальше, не позволяя выбраться на сушу. Через несколько метров из воды торчали ветки сваленного грозой дерева. Когда они коснулись морды малыша, тот изо всех сил ухватился за них своими крошечными зубами. Извернувшись, волчица умудрилась встать на негнущиеся от холода лапы и выпрыгнуть на берег.
Посадив сына на землю, мать отряхнулась. Дождь утих, но вновь налетевший ветер ледяным лезвием проходился по мокрой шкуре. Вода струилась по телу, унося с собой небольшие рыжие клочки. Малыш не переставал дрожать, тихонько поскуливая. Волчица, схватив его в зубы, снова двинулась в путь. Удалившись в лес настолько, что берег терялся за стеной деревьев, она осмотрелась по сторонам и принюхалась. Стая приближалась. Выбрав обросшее мхом дерево с небольшой дырой в корнях, она опустила туда щенка.
Небесная змея загремела и зигзагом спустилась к земле. Малыш почувствовал, как что-то под веками сильно натянулось и оборвалось. Он несколько раз моргнул – и увидел, как из серой пелены возникают образы. Красивая рыжая волчица, которая пахла, как его мама, в спешке сгребала листья и ветки, таща их к дереву. Волчонок радостно тявкнул, мать тут же метнулась к нему. Лизнула его тёплым шершавым языком и отошла. Завалив убежище сына, волчица подобрала с земли страшно пахнущую дымом, людьми и их громко рычащими железными быками тряпку и положила её поверх наваленной под корнями старого дерева кучи…
* * *
… Сейчас лето, на месте некогда бурной реки – тихий ручей. Волчонок держится его, потому что последнее, что он помнит о том дне, это отдалённый плеск воды под лапами бегущей по мелководью волчицы. Когда-нибудь он найдёт её.